Меня часто спрашивают, почему я, иезуит, обучаю дзен и провожу духовные упражнения для практикующих его христиан. Попробую в этой статье ответить на этот вопрос.
Все началось однажды весенним утром 1976 года в Камакуре в Японии. Как раз тогда я завершил пятидневный курс медитации дзен и мы стояли во дворе дзендо (зала медитации) мастера Ямады Роши. Я был настолько уверен в ценности дзенской медитации, что сказал сопровождавшим меня католикам, которые тоже участвовали в курсе: «Это необходимо внедрить в Церкви!» В этом проявилась моя иезуитская убежденности приносить Церкви «бOльшие» дары».
Я тогда верил, и сейчас в это верю, что дзен является великим даром, ценность которого следует показать Церкви, хотя давал себе отчет, что ждет меня на этом поле много работы. Начал задумываться, где искать христиан, которые смогут принять этот дар, тем более, что даже у буддистов дзен не пользуется большой популярностью. Ничего удивительного, что меня беспокоил вопрос: примут ли христиане мои старания приблизить им столь трудный дар и примут ли его с благодарностью?
Позвольте мне объяснить, в чем заключается этот дар. Дзен предлагает достичь, без использования каких либо образов или представлений, Истинной Реальности, о которой мы знаем, что она выходит за пределы человеческого понимания. Задумавшись над этим, я вспомнил, что писала в «Истории одной души» Тереза из Лизье, или Малый Цветочек, как ее называли. Умирая, она испытала искушения отступить от веры в небеса, которые должны были ждать ее после смерти. Думаю, что это было формой утверждения, что она была искушаема неверием в существование Бога.
Св. Тереза не только святая Церкви, но также является Учителем Церкви, и важно вслушаться в ее духовный опыт. По моему мнению, можно смело утверждать, что упомянутая мысль св.Терезы не была никаким искушением – это было выражением природной эволюции ее человеческого сознания.
Бенедиктинский монах и мастер дзен Виллигис Йегер считает: «Это решающий момент, когда в глубоком созерцании Бог внезапно исчезает из виду, словно распадается на малые кусочки. Эта ситуация может быть в начале причиной большой неуверенности и беспокойства. Поддерживающая рука Отца убрана, и вместо нее появляется одиночество и чувство потерянности, которое перерождается в ощущение падения в бездонную пропасть»
Такое переживание утраты Бога известно не только горячим христианским мистикам. По моему мнению, это также переживание самого Христа. Мы все еще до конца не понимаем значения Его последних слов на кресте: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты Меня оставил?»
Во время созерцания этих слов Христа становится ясным, что как дзен, так и заповедь «Да не будет у тебя других богов, кроме Меня» побуждают отбросить все представления о Боге, отбросить не только материальные фигурки божков, но также любые Его концепции и интеллектуальные конструкции. Потому что мы не можем в действительности сказать о Боге ничего определенного. Даже то, что Он благий.
Принимая во внимание ограничения нашего языка, нам остается только утверждать, кем Он не является. Неизбежно вспоминается здесь Мастер Экхарт: «Замолчи, вместо того, чтобы рассуждать о Боге. Потому что делая это, лжешь и грешишь. Хочешь быть без греха, хочешь быть совершенным – не болтай о Боге» И далее: «Потому просим Бога, чтобы освободил нас от «Бога».
По моему мнению утверждение Экхарта о том, что «человек не должен удовлетворяться Богом своих мыслей, ибо когда заканчивается мысль, заканчивается и Бог» – в полноте иллюстрирует подход и философию дзен.И хотя следует признать, что большинство христиан не выбирает столь радикальный и утомительный путь молитвы, но для тех, кто ему следуют, дзен может оказаться весьма полезен. Они решаются вглядеться в пустоту наших представлений и эмоций, так и в пустоту культуры, которая нас формирует и через которую мы выражаем нашу веру. Дзен напоминает нам о христианской истине, что нельзя подписываться безусловно и окончательно ни под какой философией и теологией, или культурно обусловленными истинами веры. Напоминает нам, что не веру в Бога мы часто утрачиваем, а веру в определенную философию, теологию и культуру, которые эту веру формируют.
Это хорошо понимала Тереза, когда перестала молиться Розарием, утверждая, что эта молитва больше не была для нее полезна. Розарий может быть здесь символом любой формы набожности, либо интеллектуальной идеи в христианстве. Любое культурное выражение веры само в себе не является верой, а значит не нужно так крепко за него держаться. Давайте осознаем, наконец, что дар дзен не чужд нашей религии.
Наша христианская традиция издавна рекомендует отказаться от всех противоречивых попыток понять Бога, то есть от гонки религиозных предположений о Боге. Эта традиция предлагает понимать Бога как Того, кто превосходит все различия. Примером этого могут быть труды Учителей Церкви, например святого Григория Нисского, который в «Житии Моисея» писал: «Подлинное познание Бога основана на понимании, что Он превосходит любое познание, отдален от всего этой непознаваемостью, как темнотой. Человек, который считает, что Бога можно познать, не имеет в себе жизни, потому что отступил от истинного бытия в сторону чего-то, что является творением его собственного воображения».
Здесь стоит задать следующий вопрос: Если христианская мысль издавна учит нас отбросить все образы Бога, то почему нам нужно обращаться с этой проблемой к буддизму дзен. Зачем начинать трудное изучение дзен, чтобы дойти до точки, в которой мы были уже пятнадцать веков тому назад? Ответом является утверждение, что как христиане, мы не должны просто повторять истины, которым нас научили 1500 лет тому назад.
Второй Ватиканский Собор и 34 Генеральная Конгрегация Общества Иисуса согласно подчеркнули, что все христиане имеют обязанность развивать, согласно данных им способностей и жизненного призвания, межрелигиозный диалог не только на интеллектуальном уровне, но также на уровне религиозного опыта.Документы этих собраний побуждают нас к взаимному делению духовным опытом в области молитвы, веры и «путей поиска Бога или Абсолюта». Итак, согласно определения этой Конгрегации, деление религиозным опытом с другими опирается на двух аксиомах.
Во-первых, подлинный диалог с исповедующими другие религии требует углубления нашей собственной христианской веры и погружения в нее. Это необходимо, потому что подлинный диалог между религиями имеет место только между теми их представителями, которые сами глубоко укоренены в своей религиозной идентичности. Целью христианина в межрелигиозном диалоге не является обращение «иноверцев» в христианство, но принятие позиции вслушивания в их истины. Такая позиция ведет к взаимному уважению и одновременному изумлению тем, как одна и та же истина проявляется в разных культурах и людях. Именно таким изумлением Иисус отреагировал на слова сотника, когда воскликнул с удивлением: «истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры»(Св. Евангелие от Матфея 8:10).
Другой принцип – это аутентичное деление религиозным опытом. Оно нашло свое выражение в Декларации Второго Ватиканского Собора об отношении Церкви к нехристианским религиям, где Церковь «увещевает своих сыновей, что через диалог и сотрудничество с последователями других религий, осуществляемые с благоразумием и любовью и в доказательство христианской веры и жизни, они выразят одобрение, сохранят и поощрят то хорошее духовное и моральное также хорошо, как и социально-культурные ценности, которые есть среди этих людей». Это утверждение показывает, как далеко мы, к счастью, отошли от мышления категориями религиозных войн с братьями и сестрами других исповеданий.
Церковь побуждает нас не только уважать вероисповедные различия, не только принимать их истины, но также защищать и распространять их! А это означает, что мы должны эти истины постигать всеми силами сердца и ума. В этом контексте я понимаю свою роль мастера дзен и учителя – как буддистов, так и христиан – как мой личный ответ на повеления Собора и Конгрегации Общества Иисуса.
В завершении этого документа написано: «Сегодня быть религиозным, значит быть межрелигиозным в том смысле, что воспитание позитивных отношений с последователями других религий является необходимым условием в мире, который опирается на религиозный плюрализм». И хотя множество иезуитов были воспитаны в этом духе, все же Конгрегация усиленно побуждает к постоянной подготовке иезуитов к межрелигиозному диалогу, к пониманию актуальности этого задания в современном плюралистическом мире.
Таким образом, мой интерес к дзен-буддизму является попыткой обратиться к его сердцевине, не бескритично, но с уважением к истинам, которые – как признает послесоборная Церковь – содержатся в нем, и принять эти истины моими собственными, с обоюдной пользой и для буддизма и христианства.
Католики, практикующие дзен, по сути дела ищут то, что Мертон назвал «трезвым, лишенным мелодраматических наклонностей, духовным реализмом дзен». В Нью-Йорке доказательством этого является количество людей, которые регулярно приходят на дзен реколлекции. «Почему нас не учили этому раньше?», «Мы знали, что Бог непознаваем – но эта практика помогает нам, светским людям, пережить это» или «Это прекрасно, что мы можем практиковать дзен без компромиссов в отношении нашей христианской веры» – это многократно повторяемые комментарии участников.
Неконцептуальный подход к молитве имеет ценность сам по себе, но также он создает необходимое равновесие в отношении целого спектра традиционных форм молитвы и христианских реколлекций. Как иезуит, я учу дзен, потому что меня восхищает труд диалога между религиями, между буддистами и христианами. […]
Роберт Кеннеди SJ
Роберт Кеннеди родился в Нью-Йорке, был рукоположен в священники в Японии, где практиковал и изучал дзен у японского учителя Роши Ямада. После возвращения в США в 1998 году продолжал изучать буддизм и практику дзен, первым из католических священников получил почетный титул Роши. Является руководителем кафедры Теологии в Колледже Св.Петра в Джерси, где преподает теологию и японских язык. Также является практикующим психотерапевтом в Нью-Йорке и автором двух книг, посвященных ценности дзен для христиан Zen spirit, Christian Spirit i Zen gifts for Christians (Continuum 1995, 1998).
