При посещении дедушки на кладбище поймал себя на мысли, что все эти достойные люди, лежащие под аккуратно разложенными окрест пыльными надгробиям взывают к нам — живущим. О чем же они говорят?
Сквозь шорох листвы вековых лип, дуновение ветра, в раскатах приближающейся грозы можно расслышать немногое, но кое-что. Это не просто голос упокоения, а некая разлитая в воздухе ирония. По поводу бренности всего сущего, суеты жизни: работа, карьера и проблемы с начальством, кредиты, покупка квартиры, новой машины и запчастей к ней. На все это мертвые реагируют особо. С олимпийским спокойствием, как и достойно мертвых богов.
Тени, густыми красками ложащиеся на игриво переливающиеся в лучах света и впаянные в гранит портреты будто бы напоминают о том, что вся жизнь это чересполосица. Сегодня повезло, завтра — нет.
Но где тот срединный закон, который позволяет перешагнуть через грань света и тьмы? У кажого из этих молчаливых свидетелей далекого прошлого за душой и светлые и темные моменты, и радость и боль. Какие тайны они унесли с собой в сумрак ночи? Об этом можно лишь догадываться. На кладбище царит идеологическая какофония: поросшие мхом православные кресты, некогда блиставшие позолотой коммунистические звезды.
Вот — надгробие из розового гранита в форме скрипичного ключа, здесь лежит музыкант, даривший некогда людям сказку, уносившую их в небесные выси, или заряжавшую трудовым энтузиазмом («нам песня строить и жить помогает»). А рядом спит преподаватель МГУ. На скучном как лекция памятнике выгравирован узнаваемый силуэт сталинской высотки. Сколько дум, стремлений, унес с собой человек, обретший покой под этим тяжелым камнем? Одному лишь Богу это известно. Может быть он был строг со студентами, и отправил в помойку не одну студенческую жизнь. Или наоборот, был внимателен к «головастикам» — студентам первокурсникам, открывая перед ними горизонты новой жизни. Об этом можно лишь догадываться.
Вот совсем свежий памятник. Судя по датам, и изображению молодого парня в голубом десантном берете погребен здесь герой незнаменитой войны в Сирии. От журналистов такие факты скрывают, но практически на каждом подмосковном кладбище немало таких могил. Бравые генералы, легендарные космонавты, некогда веселившие нас соседи по даче, герои прошлых дней — все они обрели долгожданный покой в это теннистой аллее. О котором нам, живым, остается лишь мечтать.
Расколдобанная дорога к кладбищу, превращающаяся в непролазное глиняное месиво после моросящего дождя говорит о том, как же упорно мы не желаем помнить о тех кто был до нас. Но, конечно, есть сердобольные люди: приходят, навещают родственников или людей являвшихся близкими им при жизни. Таких, впрочем, судя по количеству живых, даже в выходной и погожий день, бродящих по городу мертвых не слишком много.
Как-то раз решил отметить новый год на кладбище. Кто хочет — верьте, кто хочет — нет, но среди окаменевших от двадцатиградусного мороза, запорошенных могил неожиданно обнаружил теплящийся огонек. Подошел поближе — ничего нет. Непроглядная мгла, темные силуэты окоченевших берез, холод, все мертво и уныло. Но стоит лампада. Давным-давно потухшая, заиндевевшая. Только отошел — снова свет. Чья-то то заботливая рука установила некогда этот скромный маяк любви. И надо же- работает. Заряжается энергией распластанной по надгробию любви.
Думаю, какую бы религию мы не исповедовали (или отрицали ее вовсе), мертвые живы до тех пор пока о них помнят. Не зря древние египтяне старались максимально сохранить тела мертвых путем мумификации, наполняли гробницы свежими цветами, ставили в каменные склепы кувшины с вином и хлебом, любимые предметы усопшего. Но по сути это лишь заменители энергии, которую мы, живые, носим в себе. Получаем эти сгустки теплого света от наших предков и которые должны передать по наследству. Чтобы тоже помнили, наполняли нас жизнью после того, как мы уйдем. Так поддерживается вечный круг бытия, где нет ни смерти, ни тлена.
Сергей Путилов
